18.10.2017 г. было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 293 УК РФ («халатность»), согласно формулировке СК РФ по Астраханской области «в связи с наличием в действиях должностных лиц  ГБУЗ АО «ОКПБ» признаков соответствующего преступления». Спустя длительные проверки и перепроверки, несмотря на многочисленные жалобы,  обвинение все же было утверждено Прокуратурой Астраханской области. Пациент, состоящий на учете в ГБУЗ АО «ОКПБ» и находившийся более года по постановлению суда в одном из отделений учреждения на стационарном принудительном лечении, спустя более чем два с половиной месяца после выписки, находясь на амбулаторной форме принудительного лечения, нарушая предписанный режим при попустительстве родственников, в момент обострения заболевания совершил преступление, предусмотренное ст. 105 УК РФ («убийство»). Убитым оказался ребенок 1,5 лет (родственник пациента), что обусловило широкий общественный резонанс события. Сам пациент в этот же день был застрелен полицией, не сумевшей в составе семи сотрудников задержать психически больного преступника, вооруженного ножом.

Независимо от фактов, объективно свидетельствующих о моей невиновности, а именно:

1.      Прошло более 2-х с половиной месяцев с момента перевода пациента на этап амбулаторного принудительного наблюдения и лечения к моменту совершения преступления;

2.      Должным образом, с предоставлением рекомендаций, были извещены диспансерное отделение ГБУЗ АО «ОКПБ» и местный РОВД, причем к участковому РОВД пациент в сопровождении матери пришел на следующий же день, но никаких рекомендаций от него ему не предоставлялось;

3.      За указанный период пациент, продолжающий пребывать на принудительном лечении, был трижды осмотрен участковым врачом-психиатром, который не заметил никаких отклонений и, соответственно, причин изменения лечения или необходимости госпитализации, о чем было указано в меддокументации;

4.      Вскоре после выписки (спустя три недели) пациент самовольно прекратил прием лекарственных препаратов по словам самих же родственников и при их попустительстве, на фоне злоупотребления заваркой чая (чифирем), о чём не было информировано диспансерное отделение. Данная информация открылась в ходе судебного заседания;

5.      Со слов матери, изменения в психическом состоянии сына она отметила за два - три дня до совершения преступления, но в силу занятости не оказала должного внимания, то есть, не известила ПО ГБУЗ АО «ОКПБ»;

6.      Решение о переводе пациента со стационарного принудительного лечения на амбулаторное таковое должным образом аргументировано - подтверждено объективными критериями, отраженными в акте освидетельствования и раскрывающими клиническую и социальную ремиссию пациента;

Следственным комитетом было принято решение о необходимости в обязательном порядке найти виновного в резонансном событии, которое даже при первом рассмотрении оказывается трагической случайностью и предпосылкой которого является стечение неблагоприятных обстоятельств.

В качестве виновного был избран я – врач отд. №14 ГБУЗ АО «ОКПБ», исполнявший функцию лечащего врача на период принудительного лечения пациента в стационарных условиях.

Более года длилось следствие; более 4-х месяцев длился судебный процесс. Стороной обвинения были проигнорированы объективные данные,  свидетельствующие не просто о моей невиновности, но и о полной непричастности к  данному делу, представляющему собой трагическое стечение обстоятельств (подтверждаемое документально) и следствие невнимательности родственников (подтверждаемое последними).

06.06.2019  судья согласилась с абсурдной позицией стороны обвинения, мне было вынесено по ч. 2 ст. 293 УК РФ 2 года лишения свободы в колонии поселении и 2 года лишения права заниматься профессиональной деятельностью.

На этапе следствия и в период рассмотрения уголовного дела в прокуратуре необоснованно и безапелляционно утверждалось, что я «единолично принял решение, составил акт комиссионного освидетельствования и, возможно, ввёл в заблуждение членов комиссии», мог «предсказать» будущую трагедию. Продолжается искажённая интерпретация записей в медицинской документации, делается это в силу некомпетентности или намеренно – неизвестно. Согласно парадоксальному обвинению, я «знал», что «положительной динамики в состоянии больного нет», а «членам комиссии врач сообщил, что можно изменить меру принудительного лечения». Производится произвольная, односторонняя трактовка не только истории болезни, но и заключения экспертов профильного головного центра, которые на этапе предварительного следствия наряду с необходимыми фактами и факторами,  характеризующими рассматриваемое дело, получили абсурдный, как с клинической, так и с юридической  точки зрения набор вопросов, не относящихся к существу дела, но отражающих лишь кажущееся расхождение между дневниковыми записями и актом комиссионного освидетельствования, рекомендательно определяющим дальнейшую судьбу пациента.

Аргументация стороны обвинения по предъявляемой мне статье «халатность» опровергается не только объективными данными и показаниями допрашиваемых в ходе судебного процесса лиц, но и моими функциональными обязанностями, которым содержание обвинения по данной статье УК РФ прямо противоречит:

1.                Я своевременно представил пациента на комиссионное освидетельствование согласно законодательно закрепленному сроку;

2.                Я не мог единолично принять решение о продлении, прекращении или изменении вида принудительного лечения;

3.                Коллегиальное решение комиссии врачей - психиатров (в которой я – младшее должностное лицо) по освидетельствуемому лицу является доказательством согласия в объективной оценке психического статуса пациента и характере избираемой принудительной меры медицинского характера;

4.                Я, как врач стационара, исполняющий функцию лечащего врача на период принудительного лечения пациента в стационарных условиях, не способен оказывать какое-либо юридически оформленное значимое влияние на данного пациента после его выписки на амбулаторное принудительное наблюдение и лечение по месту жительства, отслеживать его поведение, оказывать клиническое воздействие и нести юридическую ответственность за совершение им общественно опасных деяний, так как это вне сферы моих полномочий.

 

Считаю важным напомнить, что в настоящее время сформирована и активно работает межведомственная рабочая группа Следственного комитета РФ и Национальной медицинской палаты по вопросам подготовки предложений о внесении в УК РФ изменений, касающихся ответственности медицинских работников за преступления по службе.  Разрабатывается и внедряется концепция декриминализации врачебной деятельности. В частности, отменено уголовное преследование медработников по ряду статей; вопрос о том, может ли врач заниматься профессиональной деятельностью далее, должен решать не суд, а профессиональное врачебное объединение.

Считаю необходимым подчеркнуть, что уже сейчас рассматривается юридическая разница между такими понятиями, как «врачебная ошибка» и «халатность». В контексте же рассматриваемого дела, фактически невозможно найти признаки не только халатности, но и врачебной ошибки, как таковой, так как смена принудительного лечения произошла по объективным критериям по процедуре, стандартизированной десятилетиями.

Обвинение, необоснованность и абсурдность которого обнаружились  в период следствия и подтвердились в ходе многочисленных судебных заседаний, продолжают упорно отстаиваться стороной обвинения, что вызывает справедливое удивление мотивацией стороны обвинения, возмущение медицинских кругов и интерес СМИ внутри и за пределами региона.

Складывается ситуация, при которой не только потенциально разрушается моя профессиональная жизнь, но и порочится честь и достоинство самой прокуратуры.  Дальнейшее разбирательство неизбежно во избежание принятия несправедливого решения в судебном процессе и для предотвращения соответствующих инцидентов в будущем.